Якову Борисовичу Зельдовичу — 100 лет!

Немного воспоминаний

Мне приходилось за свою жизнь встречаться и работать с очень разными людьми, многие из которых были интересными. Вообще, пожалуй, главное преимущество работы в науке — то, что встречаешься с людьми интересными и в основном хорошими, а не с какими попало. На этом позитивном фоне очень ярко выделяется Яков Борисович зельдович. Все, кто с ним работали, называли его ЯБ, и я так тоже буду делать.

Зельдович был одним из лидеров замечательного поколения советских физиков — академик, руководитель атомного проекта, трижды Герой социалистического труда. Регалий было не занимать…

Я работал с ним в области магнитной гидродинамики космической среды (теории динамо) и в области космологии, так что буду писать о том, что знаю лучше. Хотя, конечно, для многих ЯБ — прежде всего один из создателей атомной и водородной бомб в нашей стране, один из создателей релятивисткой астрофизики, человек, который очень много внес в науку о горении и взрыве — всего не перечислишь.

Наша наука физика безжалостна к своим классикам и железной рукой стирает их человеческие образы со своих скрижалей. Мне же прежде всего хотелось бы вспомнить о ЯБ как о человеке — он был, пожалуй, самым гармоничным и крупным человеком, которого я видел в своей жизни. Я сознательно избегаю слова гений, поскольку с этим словом у нас часто ассоциируется моцартовское балансирование на пике, отделяющем высший взлет от пропасти, куда страшно сорваться. Таким ЯБ, бесспорно, не был.

Я познакомился с ЯБ случайно, когда был студентом-третьекурсником. Прочитал его статью о физических ограничениях топологии Вселенной, написанную вместе с И.Д. Новиковым. Я в то время только что прочитал известную книгу Зейферта и Трельфалля о топологии и заметил в их рассуждениях некоторую неточность (авторы не различали неориентируемость и односторонность). Пошел на спецкурс, который ЯБ читал для студентов, он меня послушал. Можно было совершенно справедливо сказать, что уточнение пустяковое и не стоит мучить специалистов по космологии такими тонкостями, но ЯБ предложил мне написать статью в Доклады — это была моя первая научная работа.

Тут же выяснилась замечательное качество ЯБ — для него совершенно не было существенно, говорил ли он с академиком, доктором наук или с начинающим студентом. Совершенно неважно было, имею ли я какое-нибудь отношение к нему организационно — он никогда не был моим научным руководителем, начальником, а слово ученик очень плохо гармонирует с теми отношениями, которые возникали между ЯБ и его сотрудниками.

Через несколько лет мы с Витей шварцманом, вдохновленные еще одной заметкой ЯБ о топологии Вселенной, написали статью о том, как определять топологию Вселенной по данным астрономических наблюдений (этими методами до сих пор пользуются при анализе данных наблюдательной космологии) и стали разрабатывать с Алешей Старобинским еще один метод определения топологии. Показали нашу работу ЯБ, он ее раскритиковал, мы не были согласны с критикой и сидели готовились, что ему ответить. Вдруг звонок в полседьмого утра — звонит ЯБ и говорит: «посыпаю голову пеплом, я был неправ, публикуйте как можно скорее».

Он вообще начинал работать очень рано и когда звонил около 7 утра, то чувствовалось, что с трудом дожидался такого позднего времени, а мысли, пришедшие в голову, не давали ему спокойно спать. У меня до сих пор есть привычка в выходные дни вставать пораньше и идти на прогулку в лес. В противном случае была очень велика вероятность того, что воскресный день начнется с ранней поездки к ЯБ.

ЯБ был заядлым автомобилистом и после такой ранней встречи очень часто предлагал подвезти на машине до метро — от его дома до метро Ленинский проспект было довольно далеко. Я с детства предпочитаю общественный транспорт, но отказаться было непросто.

Была еще одна черта в биографии ЯБ, которая была мне лично очень близка. Многие слышали, что он не получил формально документов не только о высшем, но и о среднем образовании. Это произошло совсем не от пренебрежения формальностями. В фантасмагорическом мире тридцатых годов социальное происхождение — отец ЯБ был адвокатом — закрывало путь к высшему образованию. ЯБ был ровесником моего отца, которому сходное социальное происхождение тоже не позволило закончить Университет — его отец был судьей. В дальнейшем их пути были, конечно, совершенно различными и трудности они преодолевали по-разному, но совершенно особое отношение к науке, к которой им так мешали придти жизненные обстоятельства, было очень похожим. Сейчас это ощущение науки как высшей ценности, которая важна совсем не потому, что от нее приходят какая-то практическая польза или жизненные блага, во многом ушло из нашей жизни, с чем очень трудно сжиться.

Со временем я познакомился с Сашей Рузмайкиным, еще одним сотрудником ЯБ. Мы немножко позанимались топологией Вселенной, теперь с точки зрения возможного существования в ней космологического магнитного поля. Тут Саша предложил мне не ограничиваться этим аспектом, а поработать над проблемой происхождения магнитных полей в разнообразных небесных телах — соответствующий раздел физики называется теорией динамо. Очень скоро стало ясно, что это и есть то, чем мне хотелось бы заниматься. ЯБ работал с увлечением нами над этими вопросами, мы написали несколько статей. И тут ЯБ предложил написать книгу. Он с другим составом соавторов недавно написал одну книгу в этой области. Это вполне разумная книга, она широко цитируется и читается, но ему захотелось рассказать о том новом, что было в наших статьях. Была только одна загвоздка — ЯБ только что вошел в острый конфликт с людьми, которые определяли издательскую политику в нашей стране в области физико-математической литературы. Было ясно, что книгу в приличное издательство не возьмут. Мы по молодости лет думали, что для человека его масштаба преодолеть эту трудность не составит труда, но ЯБ смотрел печально и говорил: «Саша, Вы не жили в 37 году». Вообще, его очень трудно было убедить как-то использовать свой огромный авторитет (сейчас говорят — административный ресурс), но решив действовать, но действовал быстро и напористо.

Решение проблемы с книгой пришло неожиданное — в это время, на рубеже 80-х, стало реально, хотя и бесконечно трудно, печатать книги за границей. Человек, предположивший, что академик добился разрешения на посылку рукописи за границу, а два молодых соавтора написали текст, был бы совершенно неправ. И с первой, и со второй книгой по всем инстанциям бегали мы. Конечно, на нас легло много работы по оформлению текста, но в работе над текстом ЯБ участвовал не только путем обсуждений того, что мы написали, но и как совершенно полноценный соавтор. В день смерти ЯБ работал над куском текста из нашей второй книги, которая позже вышла в Сингапуре. Писал ЯБ в школьных тетрадочках. Тетрадочка с этой последней записью хранится у меня до сих пор.

Вообще, пожалуй, самое ценное в практическом плане, что я вынес из работы с ЯБ — умение и желание писать для зарубежных журналов и издательств. Ясное дело, что он в тот момент тоже этого не умел делать, хотя его опыт был, конечно, несоизмеримо большим. Мы все трое вместе учились, как излагать текст в виде, понятном для иностранного читателя, как преодолевать всевозможные формальные препоны. И в то время, как и сегодня, было очень трудно решить, где проходит граница между тем, что более-менее можно, и тем, что заведомо нельзя. Мне очень запомнился эпизод, когда с корректурой первой книги в Москву на несколько дней прилетел ее издатель, известный физик Поль Робертс. У меня в это время умирал тесть и жена улетела к себе на родину ухаживать за ним, а я остался с сыном — школьником младших классов, с корректурой, которую нужно было прочесть и поправить за пару дней и ворохом всяких учебных дел. Как в шпионском фильме отдавал я корректуру Робертсу в машине, едущей в аэропорт, на углу около Большого театра. Помню также тяжелый разговор с женой о том, почему по ее возвращении в квартире был такой беспорядок.

Еще один эпизод, связанный с моим сыном. Во время работы над книжкой я простудился и несколько дней проболел. Наконец выздоровел, нужно было идти закрывать бюллетень. Позвонил соавторам, говорю, что закрою бюллетень, а завтра можем встречаться. Возвращаюсь из поликлиники и вижу, что еще совсем маленький сын в роли хозяина дома, который поит чаем ЯБ и Сашу — ЯБ не выдержал ожидания и поехал говорить со мной дома.

Через несколько лет мы писали еще один обзор тоже для зарубежного издательства, а я опять заболел, на этот раз провалялся в больнице около месяца. ЯБ был просто возмущен, что я не обратился к нему, чтобы меня перевели в лучшую больницу. зато обзор пришлось дописывать, пошатываясь от слабости и полулежа на диване.

Конечно, эти книги и статьи, изданные за рубежом, очень во многом определили мою научную судьбу. Многие из них были недоступны отечественному читателю — интернета тогда не было. Многие из более молодых людей просят электронные файлы, которые должны были, по их мнению, сохраниться у меня. Приходится объяснять, что не было не только файлов, но и компьютеров, а программирование пустяковой по нынешним временам программы отнимало кучу времени и массу внимания при работе с перфокартами, а на человека, вздумавшего печатать текст статьи на ЭВМ смотрели в лучшем случае как на чудака.

Постепенно эти книги доходят до отечественного читателя. Не прошло и 25 лет, как удалось перевести на русский язык Магнитные поля в астрофизике, но вторая из книг, которой мы по молодости лет и неопытности дали претенциозное название Всемогущий случай еще недоступна отечественному читателю, а РФФИ перестало давать гранты на издание подобных книг.

ЯБ ушел из жизни внезапно, буквально встав из-за рабочего стола. Было это на излете самой приятной фазы перестройки — когда мы все были полны самых радужных надежд, а трудности еще не были видны за горизонтом. Конечно, уход из жизни любого выдающегося человека (да и просто любого из нас) — невосполнимая потеря. Однако в этом случае тоже видна своеобразная логика событий — ЯБ было бы тяжело привыкать к жизни в обществе, поставившим под вопрос саму ценность науки как таковой.

Известный астроном и спикер парламента независимой Эстонии Эне Эргмаа, также входившая в круг общения ЯБ, рассказывает, что ей регулярно приходится объяснять молодым коллегам из Тартуского университета, что за свободу нужно платить. Нам тоже приходится учиться этому. Дело это, как мы все знаем, непростое. Но это — уже дело нашего поколения. Хорошо, что есть на кого оглядываться и с кого брать пример.

Профессор Д.Д. Соколов