Николай Платонович Огарев

24 ноября 2003 года мы празднуем 190-летие Николая Платоновича Огарева, поэта, мыслителя и революционера, ближайшего друга и соратника Герцена, друга настолько близкого, что Огарев отдал ему любимую жену.

Огарев принадлежал к богатой и знатной семье, многие поколения которой давали России крупных чиновников и гвардейских офицеров. Огареву же с ранних лет родной дом с полсотней слуг казался тюрьмой. Мать его умерла, когда Николаю не исполнилось и 2-х лет, а отец был крайне деспотичен. В юноше рано проснулся протест против окружавшего его удушающего мира. Он читал запрещенные стихи, а после 1825 года, ставшего «нравственным переворотом и пробуждением», перестал молится на образа и молился на сосланных и казненных.

Вскоре, 14 февраля 1826 года Огарев познакомился в гостях у дальнего родственника семьи с Герценом. Дружба их сохранилась на всю жизнь. Летом на Воробьевых горах они дали клятву пожертвовать жизнь на избранную борьбу.

ДРУГУ ГЕРЦЕНУ

Прими, товарищ добрый мой,
Души мечтающей признанья;
С тобой связал я жребий свой,
Мои – и радость и страданья.
Друг! Все мое найдешь здесь ты:
И к миру лучшему стремленья,
О небе сладкие мечты
И на земле – разуверенья.

Кроме политики Огарев увлекается философией, музыкой, пишет стихи. О многогранности его интересов говорит тот факт, что, поступив вольнослушателем в Московский университет, Огарев посещал лекции на физико-математическом, словесном и нравственно-политическом отделениях. Вместе с Герценом он стал центром притяжения студенческого кружка. Никакой программы у них не было. Они проповедовали декабристов, французскую революцию и сенсимонизм, собирали деньги для помощи сосланным, носили трехцветные шарфы. Кружок быстро привлек к себе внимание властей. В 1933 году, когда Огареву было 19 лет, за ним был установлен тайный полицейский надзор, а через год он был арестован и сослан в Пензу, в отцовское имение. В ссылке Огарев разрабатывал собственную философскую систему. «Узнай точку, на которой ты поставлен в мире, и твоя будущность ярко разовьется перед тобою. Тогда же Огарев задумывает и разрабатывает план улучшения положения крепостных крестьян, основанный на целом ряде экономических преобразований.

Огарев скучал. Этим коварно воспользовалась Мария Львовна Рославлева, племянница пензенского губернатора, до свадьбы якобы разделявшая взгляды Огарева и готовая стать его соратницей в борьбе за общее дело, но затем сразу перепорхнувшая к светским развлечениям.

СЕРЕНАДА

Песнь моя летит с мольбою
Тихо в час ночной.
В рощу легкою стопою
Ты приди, друг мой.
При луне шумят уныло
Листья в поздний час.,
И никто, о друг мой милый,
Не услышит нас.
Слышишь, в роще зазвучали
Песни соловья,
Звуки их полны печали,
Молят за меня.
В них понятно все томленье,
Вся тоска любви,
И наводят умиленье
На душу они.
Дай же доступ их призванью
Ты душе своей
И на тайное свиданье
Ты приди скорей.

В 1938 году супруги Огаревы поехали на Кавказ. Там Огарев наконец познакомился со своими кумирами – сосланными декабристами, «пришельцами дальних стран». Особенно подружился он с Одоевским.

После смерти отца Огарев вернулся в имение и занялся хозяйством. Первым делом он решил освободить крестьян:

Я думал – барщины постыдной
Взамен введу я вольный труд,
И мужики легко поймут
Расчет условий безобидный.

Но крестьяне с недоверием отнеслись к затее помещика. В 1846 году Огарев организовал для крестьян промышленное предприятие. Он искренне радовался, что его фабрика сгорела, он остался почти без средств, но капиталистическая деятельность закончилась.

С 1849 года Огарев живет гражданским браком с Н.А. Тучковой, что вызвало множество гонений, прекратившихся лишь со смертью его первой жены в 1853 году. В 1956 Огаревы уехали в Англию, и в том же году вышел первый поэтический сборник Огарева. Герой Огарева - дитя своего времени:

Мы в жизнь вошли с прекрасным упованьем,
Мы в жизнь вошли с неробкою душой…

Это последователь декабристов, переживший гибель их идеалов и осознающий неясность новых целей. «Золотые думы» и порывы к светлому будущему чередуются с мотивами обреченности и безнадежности. Он грустит среди светской суеты, но его мечты – нечто неопределенное. Он мечтает о любви, подвигах, но постоянно убеждается в невозможности счастья.

Чего хочу? Всего со всею полнотою!
Я жажду знать, я подвигов хочу,
Еще любить с безумною тоскою,
Весь трепет жизни чувствовать хочу!

Но «жизнь и мысль убили сны мои». В «Монологах» драматизм заключается в борьбе активного начала личности героя с его бессилием, склонностью к созерцанию.

В лирике Огарева присутствует и другой, близкий по духу, человек ( «Старый дом», «Исповедь», «К Н.А.Тучковой»), или иное – народное - сознание.

АРЕСТАНТ

Ночь темна. Лови минуты!
Но стена тюрьмы крепка,
У ворот ее замкнуты
Два железные замка.
Чуть дрожит вдоль коридоров огонек сторожевой,
И звенит о шпору шпорой,
Жить скучая, часовой.

«Часовой!» – «Что, барин, надо?»-
«Притворись, что ты заснул:
Мимо б я, да за ограду
Тенью быстрою мелькнул!
Край родной повидеть нужно
Да жену поцеловать,
И пойду под шелест дружный
В лес зеленый умирать!..»

«Рад помочь! Куда ни шло бы!
Божья тварь, чай, тож и я!
Пуля, барин, ничего бы,
Да боюся батожья!
Поседел под шум военный…
А сквозь полк как проведут,
Только ком окровавленный
На тележке увезут!»

Шепот смолк…Все тихо снова…
Где-то бог подаст приют?
То ль схоронят здесь живого?
То ль на каторгу ушлют?
Будет вечно цепь надета,
Да начальство станет бить…
Ни ножа! Ни пистолета!..
И конца нет сколько жить!

В лирике Огарева присутствует тема крестьянства. В этом он предвосхитил Некрасова. В этих стихах явно чувствуется общая тенденция русской поэзии к реализму («Деревенский сторож», «Изба», «Дорога»), они просты по сюжету, незатейливы, полны пейзажей и будничных описаний, в них чувствуется грусть при виде нищеты и страдания.

В 50-е годы характер лирики Огарева резко меняется: в изгнании он погружен в революционную борьбу, его литературный талант крепнет, он выступает в роли публициста, критика, издателя. Он пропагандирует русскую литературу, ведет полемику с либералами и крепостниками, становится одним из организаторов «Земли и воли». Вместе с Герценом он стал создателем русской вольной прессы – во всех номерах знаменитого «Колокола» были стихи и статьи Огарева.

Огарев перешел на позиции крестьянской демократии, и это отразилось на его лирике, ставшей преимущественно политической по содержанию, страстной, призывной, агитационной – по характеру. Теперь лирический герой решителен, целен и гармоничен. Грусть выступает на поверхность лишь при воспоминании о родине, лишенной свободы, мысли о погибших или арестованных друзьях. Но даже в таких стихотворениях торжествует оптимизм и сознание неизбежной победы.

Лучшим памятником Огареву – поэту и борцу – служат его собственные стихи и особенно его стихотворение

СВОБОДА

Когда я был отроком тихим и нежным,
Когда я был юношей страстно мятежным,
И в возрасте зрелом, со старостью смежным,-
Всю жизнь мне все снова, и снова, и снова
Звучало одно неизменное слово:
Свобода! Свобода!

Измученный рабством и духом унылый,
Покинул я край мой родимый и милый,
Чтоб было мне можно, насколько есть силы,
С чужбины до самого края родного
Взывать громогласно заветное слово:
Свобода! Свобода!

И вот на чужбине, в тиши полуночной,
Мне издали голос послышался мощный…
Сквозь вьюгу сырую, сквозь мрак беспомощный,
Сквозь все завывания ветра ночного
Мне слышится с родины юное слово:
Свобода! Свобода!

И сердце, так дружное с горьким сомненьем,
Как птица из клетки, простясь с заточеньем,
Взыграло впервые отрадным биеньем,
И как-то торжественно, весело, ново
Звучит теперь с детства знакомое слово:
Свобода! Свобода!

И все-то мне грезится - снег и равнина,
Знакомое вижу лицо селянина,
Лицо бородатое, мощь исполина,
И он говорит мне, снимая оковы,
Мое неизменное, мощное слово:
Свобода! Свобода!

Но если б грозила беда и невзгода,
И рук для борьбы захотела свобода, -
Сейчас полечу на защиту народа,
И если паду я средь битвы суровой,
Скажу, умирая, могучее слово:
Свобода! Свобода!

А если б пришлось умереть на чужбине,
Умру я с надеждой и верою ныне;
Но миг передсмертный – в спокойной кручине
Не дай мне остынуть без звука святого,
Товарищ, шепни мне последнее слово:
Свобода! Свобода!

Показеева Л.

Назад