Похоже, экзамен я выдержал

Только что из США вернулась группа физиков-экспериментаторов - участников крупного международного проекта. Сначала в Калифорнии они докладывали о результатах полугодовой работы по гранту американским коллегам. Затем переехали в Луизиану, где отчитывались перед европейскими участниками проекта. Руководил группой главный научный сотрудник кафедры физики колебаний МГУ член-корреспондент РАН Владимир БРАГИНСКИЙ. Предполагалось, что только о работе, выполняемой по иностранному гранту, мы и будем говорить с ученым, но разговор неожиданно вышел за рамки обозначенной темы.

-- Садитесь на этот диван, - предложил Владимир Борисович. - На нем, между прочим, сидел Андрей Дмитриевич Сахаров... Мне приходилось встречаться и работать со многими известными учеными. Особенно запомнилось общение с Яковом Борисовичем Зельдовичем. С ним я познакомился в 1963 году на симпозиуме в Дубне. После моего выступления он подошел и сказал: “Я хочу с вами поговорить”. Состоявшийся разговор очень напоминал экзамен, который, похоже, я выдержал. А через пару месяцев он пришел ко мне в лабораторию и спросил, не могу ли я повторить опыт в области физики элементарных частиц нобелевского лаурета Милликена, но с более тяжелыми массами? Я согласился.

Мы провели с Зельдовичем много часов. Один эпизод запомнился особенно. Около семи утра звонит Я.Б. мне домой - интересуется последними результатами. А я как раз их обрабатывал. Неожиданно он предлагает: “Я сейчас к вам приеду - вместе мы сделаем быстрее”. В некотором смущении я согласился (у меня была однокомнатная квартирка: в комнате спал сын, а я работал на кухне, где надо мной висели пеленки). В 11 утра вернулась жена, проводившая в МГУ занятия со студентами. Запомнились ее квадратные глаза, когда она увидела на своей кухне известного академика, трижды Героя Социалистического Труда. В машине, по пути в лабораторию, я спросил Я.Б.: “Почему вы так торопитесь? Получили бы результат через три часа”. Без тени кокетства он ответил: “Я написал 13 книг, 400 статей, а в физике не сделал ничего значимого”.

Я.Б. был потрясающим трудоголиком, человеком редкой самодисциплины. Он мог обсуждать практически любое направление физики, и всегда это было в высшей степени полезно для собеседника. Запомнилась фраза, которую он довольно часто произносил после длительной дискуссии: “Ну, сегодня на обед мы заработали.”

После того, как Я.Б. перестал заниматься бомбой, он работал в Институте прикладной математики и в МГУ, где за несколько лет собрал команду молодых астрофизиков. Вместе они значительно развили эту область физики, стали признанными лидерами не только в России, но и за рубежом. Сейчас кое-кто из этой команды работает за границей: Р.Сюняев - директор института в Германии, И.Новиков руководит теоретическим центром в Дании, Л.Грищук - профессор в Англии. Некоторые яркие ученые остались в России.

За несколько лет до смерти Я.Б. подготовил краткую автобиографическую справку к двухтомнику своих трудов, изданных академией. Он писал, в частности, что в конце жизни увлекся астрофизикой, собрал коллектив одаренных молодых ученых и добавил: “Оказалось, что моя роль - это в основном роль пропагандиста и агитатора”. По-моему, такая исключительная скромность выдающегося ученого заслуживает глубокого уважения.

Я.Б. приводил ко мне в лабораторию многих ученых, в частности, Ю.Харитона и А.Сахарова. Последний довольно много раз бывал у меня (до ссылки в Нижний Новгород). В последние визиты он пытался соблазнить меня заняться поисками темной материи. Но я как-то устоял.

-- Не запомнились ли вам какие-либо традиции, принятые в научной среде того времени?

-- Не знаю, можно ли назвать традицией соблюдение обычных этических норм. Если, скажем, коллега придумал первым, то вы обязаны всегда об этом помнить и ссылаться на него. Из того же ряда: в науке все равны. Даже самый заслуженный ученый может ошибаться, а правым быть аспирант или дипломник. К сожалению, система присуждения грантов подталкивает соискателей к выпячиванию себя. Недавно на сессии Отделения физических наук РАН обсуждался такой случай: “отличился” заморский ученый, присвоивший себе результат российского коллеги.

По праву можно назвать доброй традицией замечательный семинар, который вел выдающийся физик Виталий Лазаревич Гинзбург. Семинары проходили раз в неделю, последний - под номером 1700 (мы собирались 40-45 раз в год, так что можно прикинуть, сколько десятилетий они проводились). Число участников - более 100. Тематика - почти вся физика. Руководитель, не жалея времени, тщательно готовил семинар. Его атмосфера - абсолютно демократическая. Очень часто в нем участвовали известные зарубежные ученые, и приглашение выступить было честью для них.

К слову сказать, по моему мнению, немало российских физиков заслуживают присуждения Нобелевской премии. К ним в первую очередь отношу А.Андреева, В.Гинзбурга, Л.Келдыша.

-- А как складывалась ваша научная карьера?

-- На должности главного научного сотрудника я недавно. До этого 16 лет заведовал кафедрой и вот теперь освободился от административной обязанности, чему рад несказанно. Руководство кафедрой требует, кроме всего прочего, быстроты бега по коридорам да множества хотя и нужных, но совершенно неинтересных разговоров. А после 70 лет лучше потратить оставшееся время на науку. Лично я предпочитаю делать это в компании бывших аспирантов. Из 33, которых я “выпустил”, четверо работают со мной (все - доктора наук, трое - профессора). Да к тому же удалось добыть аж четыре гранта, один из них - американский (о нем вы уже слышали). Думаю, помогла репутация физика-экспериментатора, сложившаяся за 48 лет работы.

-- Самое время вернуться к теме нашей встречи. Какими исследованиями вы занимаетесь и чем они привлекают “грантодержателей”?

-- Область моих интересов - теория и методы прецизионных и квантовых измерений. Накопленный опыт оказался востребованным международным проектом - “Лазерная гравитационно-волновая обсерватория” (LIGO). Проект разработали американские ученые из Калифорнийского и Массачусетского технологических институтов. К ним присоединились немецкие и британские коллеги, а также российские - из Института прикладной физики РАН и МГУ (в моей группе 10 ученых да плюс еще аспиранты и студенты).

Мы исследуем отголоски катастрофы во Вселенной, произошедшей 100, 200, а может быть, и миллиарды лет назад, когда две нейтронные звезды или две черные дыры столкнулились и выделилось столько энергии, сколько “выдало” Солнце за все время своего существования и даже несколько больше. Для эксперимента нужно-то всего ничего: “простые” гравитационные антенны. Их основа - два “нежно” подвешенных зеркала в глубоком вакууме. Зеркала удалены друг от друга на четыре километра. Всплеск гравитационного излучения вызывает относительные колебания зеркал с амплитудой в одну тысячную диаметра протона. Основные задачи исследователей: создать систему измерения таких маленьких амплитуд и оградить зеркала от всяческих “не имеющих отношения к делу” шумов. Через семь лет планируется поднять чувствительность на порядок.

-- Чего ученые ждут от этого проекта?

-- Для астрофизики ожидаемая информация бесценна. Например, по форме всплесков мы узнаем в деталях свойства материи, из которой состоит нейтронная звезда. По форме всплесков от столкновения черных дыр выясним, справедлива ли общая теория относительности при сильных гравитационных полях.

-- Как вы оцениваете состояние экспериментальной физики?

-- Как полукоматозное. Теоретикам немного легче. Но есть общая беда - исход молодежи из физики. Поэтому лишь отдельные наши лаборатории проводят эксперименты на более или менее современном уровне. К ним относится и моя. Пока. Причина общеизвестна - скудное финансирование.

А вот как обстоит дело в США. Бюджет Калифорнийского технологического института (300 профессоров, 2000 студентов и аспирантов) -- 307 миллионов долларов (половину составляют гранты - это “добыча” профессоров). Не потому ли на “боевом счету” этого уникального научно-учебного вуза 26 нобелевских лауреатов (у России всего 11)? Отмечу, что бюджет института в полтора раза больше бюджета Российской академии наук и в пять раз - бюджета МГУ. Из федерального бюджета США в 1,8 триллиона долларов 85 миллиардов идет на науку -- это больше, чем весь федеральный бюджет России. Примерно 200 миллиардов вкладывают частные компании, еще несколько десятков миллиардов -- богатые филантропы. В итоге Министерство обороны США расходует меньше средств, чем научные организации США. Вот и сравнивайте.

Записал Юрий ДРИЗЕ
Газета Поиск, N22(732) от 6 июня 2003 г.